1 ноября прошел очередной учебный день Уличного Университета по теме "Голая жизнь, или как избавиться от собственных цепей"

Были сделаны и обсуждены доклады:
Максим Кулаев "Homo sacer Агамбена и образ пролетариата у раннего Маркса"

Чтение работы Агамбена « Homo sacer : sovereign power and bare life » сквозь призму работ раннего Маркса (прежде всего, «К еврейскому вопросу», «Критика гегелевской философии права», введение к ней) и vice versa позволяет надеяться на то, что возможно ответить на вопрос о том, что значит «выход за пределы суверенитета», и лучше понять закономерности взаимодействия современного политического государства ( nation - state ), гражданского общества и пролетариата.
Еще основатели теории общественного договора пытались осознать, в каком отношении политическое государство и суверен находятся к состоянию «войны всех против всех». Эта традиция теоретизирования протянулась от Гоббса через Гегеля, Маркса и Карла Шмитта к Агамбену. Выбор в качестве материала работ раннего Маркса и Агамбена неслучаен. Во-первых, ранний Маркс уделял гораздо большее внимание политической теории и гораздо меньшее внимание экономики, чем поздний Маркс. Поэтому для политических теоретиков работы раннего Маркса чрезвычайно важны. Из поздних текстов можно добавить «Критику Готской программы» и «Гражданскую войну во Франции», но они более адхократичны. Во-вторых, сходство Маркса и Агамбена проявляется в наличии таких понятий, как пролетариат и homo sacer у Маркса и Агамбена соответственно. Эти понятия являются важным дополнением к той дихотомии «политическое государство/гражданское общество», которая встречается у многих других теоретиков и которая, разумеется, не представляет собой открытие Маркса или Агамбена.
Итак, вначале рассмотрим эту дихотомию и определимся с терминами. Агамбен достаточно редко употребляет термин «гражданское общество». Он использует термин «естественное состояние» вслед за Гоббсом, полагая, что это «естественное состояние» не является противоположностью «номосу», но, наоборот, включено в него посредством «состояния исключения». И эта инкорпорация естественного состояния в некий порядок (в сферу законности) является, по Агамбену, суверенитетом. Естественное состояние, в свою очередь, оказывается фундаментом Закона, с которым оно связано через суверена. Здесь мы видим определенную интерпретацию идей Шмитта, высказанных в «Политической теологии» (Агамбен, впрочем, прямо ссылается на Шмитта). Таким образом, у Агамбена мы обнаруживаем следующее взаимоотношение политического государства и гражданского общества (используем терминологию Маркса): гражданское общество – это сфера беззакония, политическое государство – это сфера закона, но закон основывается на беззаконии. Суверен же, в свою очередь, оказывается представителем сферы беззакония в сфере закона. Он связывает эти сферы, так как принадлежит им обеим. Принадлежа им обеим, он, следовательно, являет собой неразличимость этих двух сфер.
Вернемся теперь к раннему Марксу. В статье «К еврейскому вопросу» Маркс описывает процесс возникновения политического государства и его отношение к гражданскому обществу. Политическое государство возникло в результате политической эмансипации, освободившись от оков гражданского общества. В эпоху феодализма, пишет Маркс, политическое государство как бы «растекалось по закоулкам гражданского общества». Эту идею подхватывает Джастин Розенберг, говоря, что до капитализма политика не существовала как самостоятельная сфера. Разрушая оковы феодализма, политическая эмансипация выводит политику из гражданского общества. Фактически только после буржуазных революций мы имеем право говорить о политическом государстве, гражданском обществе и суверенитете. Государство, пишет Маркс, объявляет для себя неважными различия, имеющие место в гражданском обществе, различия, из-за которых ведется «война всех против всех». Однако государство не упраздняет гражданское общество вместе со всеми его элементами. Наоборот, упразднение «естественного состояния» неизбежно будет означать упразднение самого государства. Следовательно, как позже сформулирует эту мысль Агамбен, естественное состояние является не антиподом государства, но его непременным условием. Почти ту же самую мысль высказывает Шмитт в «Политической теологии».
У Маркса в статье «К еврейскому вопросу» суверен присутствует лишь имплицитно. Суверен – это представитель гражданского общества в политическом государстве, который скрепляет две эти сферы. Таким образом, складывается дихотомия политическое государство/гражданское общество, которая внутри спаяна сувереном и в которой элементы взаимообусловлены. Суверен сохраняет status quo . Суверен – «удерживающий», который пытается задержать приход «антихриста» и который сам является большим злом по сравнению с «антихристом». Проще говоря, суверен – господствующий класс, управляющий непосредственно.
Однако эта дихотомия не является чем-то самодостаточным. Она покоится на отрицательном основании, на пролетариате. Пролетариат (об этом Маркс пишет во «Введении к критике гегелевской философии права») не включен в гражданское общество, пролетариат – это сфера, «которая имеет универсальный характер вследствие ее универсальных страданий», это анти-класс, который может сказать «я – ничто, но я должен быть всем». Можно сопоставить пролетария с homo sacer , который вытеснен «за пределы человеческой юрисдикции и не включен в сферу божественного права». Homo sacer живет жизнью, которой жить недостойно, пишет Агамбен. Жизнь homo sacer есть деградировавшая жизнь, сведенная к простому выживанию. Маркс пишет в «Рукописях 1844 года», что пролетарий превращен в «абстрактную деятельность и желудок». Этот его статус противопоставляет его дихотомии политическое государство/гражданское общество. Разумеется, homo sacer не равен пролетарию. Homo sacer – более широкое понятие, которое обозначает, скорее, вообще всех угнетенных и бесправных, тех, кто не защищается сувереном, но всегда им подавляется. Неслучайно Агамбен пишет о беженцах и узниках концлагерей. Но и беженец, и узник концлагеря – ситуативный homo sacer , в то время как пролетарий – перманентный homo sacer .
Следует также сказать, что пролетарий (и здесь опять сравним его с homo sacer ) неразрывно связан с сувереном, симметричен ему. Пролетариат является отрицательным основанием государства, гражданского общества и суверена. Пролетариат находится в противоречивом положении. Будучи фактически исключенным из политического государства и гражданского общества, он формально включен в эти сферы через навязанные ему идентичности (идентичности, зафиксированные кем-то другим, как сказал бы Рансьер). Разрешение этого противоречия как отказ от позитивных идентичностей лишит дихотомию гражданского общества и политического государства основания. Отказ от навязанных идентичностей, в свою очередь, означает актуализацию имеющей место реальной противоположности. В то время как суверен актуализирован, пролетариат пассивен. Его актуализация будет уничтожением его самого и суверена и повлечет за собой уничтожение указанной выше дихотомии.
Как и homo sacer , пролетариат «есть фактическое разложение миропорядка». Родовая эмансипация, сердце которой есть пролетариат, будет означать нейтрализацию партикулярности как таковой. В свою очередь отрицание партикулярности будет означать уничтожение порядка вообще, потому что любой порядок – это господство какой-либо партикулярной идентичности, это, следовательно, угнетение и воспроизводство сферы, в которую, как в концлагерь, направляются все угнетенные, на подавлении которых и строится всякий порядок.
Пролетарская революция отрицает не этот порядок, а порядок вообще. Это и есть полное, достаточное отрицание.

Леонид Терещенков "Поиск идейных предшественников РСДРП 1870-х - 1890-х гг. в исследовательской работе Истпарта"
Артемий Магун "Марксова теории времени и настоящий исторический момент"

Аудио-запись учебного дня
Второй диктофон