Секция 1. Самосознание студенчества
“Альтернативный менеджмент: пожарные силы против организованных масс”
“Почему студенты не выходят на улицу, или Печальные заметки о поводах студенческих протестов в постсоветской России”
Тезисы выступления / О баррикадах, булыжниках и пролетариате. Некоторые несвоевременные мысли.
1. Баррикада как художественное произведение молодого поколения. Декомпозиция городского пространства (Ги Дебор-всё-тот-же).
Изменение психогеографии и её воздействие на общественное сознание. Баррикада - это свобода, а не преступление.
2. Баррикада как онтологическая мутация сущего, когда каждая вещь перестаёт быть тем, что она есть. Например, булыжник как
оружие пролетариата, преодолевающий свою тупую материальность. Возвращение мира в докосмическое состояние (по Роже Кайуа).
Торжество амбивалентностей над миром эквивалентностей (через Деррида).
3. Баррикада как точка сборки нового/альтернативного жизнеспособного коллективного тела.
Секция 3. Студенческие профсоюзы
“Опыт профсоюзной борьбы в Нью-Хейвен”
мастер-класс “Оформление слоганов в ситуации дефицита времени и средств”
Секция 4. Российское студенчество: история и современность
“Петербургское студенческое сообщество до 1917: традиции общности и оппозиционности”
Павел Арсеньев
Доклад следан по мотивам статьи автора "Обезвреженное сообщество", опубликованной в выпуске БАСТА! газеты "Что делать", и книге Алексея Маркова "Что значит быть студентом", вышедшей в издательстве НЛО.
Современное российское студенчество совершенно лишилось той социальной и символической роли, которую оно играло в российском обществе еще сто лет назад.
В начале XX века российский университет являлся одной из форм автономии, где сама структурная традиция (общности и солидарности студенческого сообщества) являлась инкубатором эгалитарного и протестного сознания. Несмотря на допускаемый (или даже поощряемый) индивидуализм мнений, сообщество выступало относительно гомогенным в практиках. Идентичность студента как бы заслоняла иные (в первую очередь сословную). Доминировал дух солидарности и гордости принадлежностью к сообществу, кроме всего прочего утверждавшего принцип прямой демократии в качестве базового постулата студенческой жизни. Отсюда не только миф «демократического студенчества» (как бы авангарда демократической интеллигенции дореволюционной России), но и действительная причастность радикальных представителей студенчества к левому флангу.
Сегодня же «естественные права» студенчества - на общность и оппозиционность - не только не эксплицируются, но уже и не ощущаются как таковые. Отсутствие коллективной студенческой идентичности оборачивается дискредитацией самого статуса студента и как следствие стремительной потерей социального значения сообщества. В момент репрессии притязаний принцип безусловной солидарности (образца начала века) больше не обнаруживаем, и преобладает - в случае наличия вообще - самосознание индивидуального проекта, выражающегося, как правило, в стремлении к экономическому встраиванию.
Пресечение традиции общности, еще проявлявшейся в среднесоветские времена, делает невозможным объективацию и другой базовой ценности студенчества - оппозиционной настроенности по отношению к господствующим дискурсам и практикам. И уж тем более речь не идет о распространении протестного сознания на «большое» социальное пространство. Речь идет исключительно о размене этого потенциала на рекламные мифы о молодежи.
Современный студент в случае пробуждения критического сознания не мыслит поле университета как адекватное ни самоосуществлению (1), ни самоуправлению (2) пространство, и находит иные общественные площадки для активистской деятельности. Тем самым студенческие практики оказываются радикально фальсифицированными, а поле университета - оставленным.
Однако свято место пусто не бывает, и поле, выветрившее общность, незамедлительно поглощается капиталом, что подрывает не только проект сообщества, но уничтожает предпосылки даже для индивидуального познания. Сегодняшняя система университетского образования помимо коррумпированности (3) о которой известно каждому, но почему-то не всем, фундаментально определена логикой воспроизводства лояльных капиталистическому производству кадров, которых в лучшем случае можно назвать специалистами в принудительно ограниченной сфере. Там, где подобному индивиду больше не полагается ничего понимать и узнавать самому, его неведение официально закрепляет эксперт из другой сферы. Каждый занимается надувательством остальных в четко очерченной рынком сфере. Невежество, которое производится уже в университетах, разумеется, определено задачей его эксплуатации. Студенчество, таким образом, становится первичной стадией репрессивной социализации, подготавливающей индивидуума для дальнейшего отчуждения в профессиональном бытовании.
Студенческое сообщество предстает перед нами сегодня в полностью «стерилизованном» виде; у современного студенчества нет возможности ни сформировать и проявить групповое самосознание, ни тем более политизировать свою идентичность в ходе возрастающей дискриминации (бюджетников в особенности) со стороны неуклонно коррумпирующейся администрации и агентов проституированного знания, пока оно не осознает себя как сообщество угнетенное и, потому, обладающее обширным ресурсом протеста.
Ссылки даны на ответы, полученные от студентов петербургских вузов в ходе опроса при подготовке статьи.
1. «…массивная лекционная антибиотическая терапия без всякого сомнения убила бы во мне всю микрофауну, из которой может произрастать моя текстопроизводственная деятельность.» А.С. - СПбГУ
2. «Непонятна и роль профсоюзов, которые занимаются лишь тем, что организовывают летний отдых для самих себя.» А.Ш. - ИНЖЭКОН
3. «За каждый несданный экзамен преподаватель Коновалов (старший) требовал 5000 рублей, плюс за отметку по его экзаменам ещё по 2800.» Л.З. - СПбГУКИТ
